Navigation

Мой «Дворец»

Error message

  • Deprecated function: implode(): Passing glue string after array is deprecated. Swap the parameters in drupal_get_feeds() (line 394 of /home/fr1346/public_html/includes/common.inc).
  • Deprecated function: The each() function is deprecated. This message will be suppressed on further calls in menu_set_active_trail() (line 2405 of /home/fr1346/public_html/includes/menu.inc).

Предлагаем вам воспоминания М.И. Суворовой из с.Большая Речка. Она пишет о своей малой родине, деревне Дворец. Акция «Кабанские матеры» продолжается. Ждём ваших рассказов об исчезнувших с карты района сёлах, родовых гнёздах тысяч наших земляков.

«Я хочу написать о том, каким было село, где я родилась, прошло моё военное детство - это Дворец, от которого в данное время не осталось ни единого дома. До 1954 года в Степно-Дворецком сельском Совете (его первым председателем был Бачалдин А. И. - отец мамы) было два населённых пункта: Дворец и Заозеро (ударение на первом слоге), общими у них были сельсовет и школа, всё остальное отдельное. Во Дворце был колхоз имени Калинина (его первым председателем был тот же Бачалдин .Андрей Иванович, поэтому мои родители вступили в этот колхоз, хотя жили в Заозеро); а в Заозеро был колхоз «Красный партизан». Даже кладбища были разные: у дворецких - старое, которое уже перед войной занесло песками, а у заозерских - новое, которое действует до сих пор.

ОДНОСЕЛЬЧАНЕ

Заозеро состояло из двух улиц: первая начиналась недалеко от моста у магазина и тянулась вдоль реки согласно её изгибам в течении. Последним стоял дом Сурановой Степаниды Васильевны. Тот участок тогда назывался Харитоновским. Вторая улица, как и сейчас, выходила на просёлочную дорогу, только тогда она у моста не заканчивалась, а продолжалась так же вдоль дороги в сторону кладбища ещё около километра. С правой стороны дороги жили Кременские (их сын погиб на фронте, а младшая дочь Анна после войны стала женой кавалера трёх орденов Славы Суворова Николая Фёдоровича), рядом стояли дома Качина Даниила, Ковалёвых - дедушки Андрея и бабушки Марьи, Качиных Никанора и Татьяны (их дочери-двойняшки, Фаина и Татьяна, закончили исторический факультет Бурят-Монгольского педагогического института, были хорошими спортсменками, ездили на соревнования по лыжам). Дальше - незастроенный участок, на котором летом паслись телята местных жителей. От этого места в сторону отходил проулок, который назывался Шивира. На ней стояли три дома: новый большой дом пожилых Суворовых Афанасия Афанасьевича и его жены Веры, а в двух других домах жили мои одноклассники Суворов Алёша и Суранова Лена с матерями и другими детьми, отцы их погибли на фронте. За проулком был дом Поплевиной Александры - (её сын Ваня был моим одноклассником, муж погиб на фронте), рядом дом Залуцкой Екатерины с четырьмя детьми (муж погиб на фронте), после неё - дом бабушки Зелендучихи и дом Суранова Кирилла.

С левой стороны дороги во время войны построили дом для переселенцев, в нём жили Iотаповы, рядом дом Суворовых Якова и Варвары (их звали Маркеловскими), дальше дом Суворова Ивана Степановича и тётки Марьи (их сын Прокопий погиб на фронте, а младшая дочь Анна была моей одноклассницей, в классном журнале она была записана так: Суворова Нюра вторая). Следующим был дом, в котором я родилась и прожила, закончив один класс. Рядом был дом моего деда Суворова Константина Ивановича и его супруги Матрёны Назарьевны. В конце их усадьбы, за огородом, на берегу Шанталки стоял куст яблони, возле которого мы собирались, читали сказки, особенно часто про Дюймовочку, доставали из реки листья кувшинок, садили на них божьих коровок и сами сочиняли сказки). Заканчивался этот участок дороги полевыми воротами, за которыми был небольшой участок, огороженный высоким тыном. Он назывался огородом колхоза «Красный партизан», хозяйничал на нём китаец Миша с женой Марусей. Справа от дороги одиноко стоял маленький домик без рам, без ставней, в нём когда-то жил некто Красько. Этот домик ни во время войны, ни после никто не разрушал. Так он и стоял пустой, не огороженный, до сноса в связи со строительством ГЭС.

От этого участка не осталось ни одного строения, и только дикая яблонька на берегу сохранилась, как ориентир. Когда мне, хоть и очень редко, случается проехать той дорогой, я обязательно прошу водителя притормозить, показываю на этот куст и придорожный участок, где стоял дом - место моего рождения, вспоминаю людей, вместе с которыми прошло моё босоногое детство. Тех, кого я называла дядями и тётями, уже давно нет, ушли из жизни и многие из бывшей детворы. Знаю, что живы Залуцкие Устинья и Василий (в Горном); дети Константина Ивановича, из более старших Суранова Улита Ивановна (в девичестве Ковалёва, ей 80 лет).

Если по дороге из Степного Дворца в сторону Истока, немного не доехав до кладбищенского бугра, повернуть вправо - будет место, где начиналась улица села Дворец, на которую мои родители перевезли дом из Заозера в мае-июне 1941 года. Всего во Дворце было три улицы. Одна тянулась подобно реке с учётом её изгибов, до правления колхоза. Другая, параллельно этой, начиналась позже (или дальше, как вернее сказать), тоже в низине, а затем поднималась на бугор, с которого зимой дети катались на санках, и заканчивалась недалеко от старого кладбища и Жилищенского озера. Третья улица начиналась у моста (его называли Горбатым) через Шанталку и заканчивалась третьими полевыми воротами, через которые мы выходили на просёлочную дорогу, когда шли в Исток

НА печке был очаг. Вечером в него ставили лучины и поджигали их - так освещали дома. Дети готовили уроки при таком свете, а взрослые длинными зимними вечерами чинили одежду, обувь, мяли кожу, пряли шерсть, вязали носки и так далее. В избах были лампы, но зажигали их редко, только по праздникам.

Если кололи быка, то вынимали и мяли его мочевой пузырь и сквозь трубочку из стебля крапивы его надували, потом дети его использовали как мяч, а взрослые называли его тулуном и возили в нем чистую воду на поле или в лес, а также его использовали вместо стекла в бане. Из шерсти, которую снимали со шкур скота, когда их квасили, катали мячики, которыми дети играли в лапту, также играли в лодыжки. Этим и многим другим заполняли сельчане долгие зимние вечера при лучинах.

Бани у всех жителей Дворца топились по-черному, то есть дым выходил не в трубу (их просто не было), а в дверь и в боковушку (маленькое отверстие без стекла, находившееся напротив двери). Сожгут достаточное количество дров, выпустят дым, выльют два-три ковша воды на камни, чтобы с них стекла сажа, проветрят и закроют и дверь, и боковушку. В деревянной кадушке на полу стоит вода, в нее спускают камни, которые лежат в печке в золе, поливают еще воды на верхние камни (говорили: «Вздали жару») и идут домой, пусть баня нагревается. Примерно через полчаса - час первыми ведут детей, вымоют их этой щелочной водой, иногда вместо мыла на мочалку из ветоши клали влажную золу. Положат всех на полог, вздадут немного на камни и начинают заготовленным заранее веником хлестать легонько каждого, приговаривая при этом: «Не я тебя парила, не я тебя славила, бабушка Соломеница из-за моря приходила. Спи по ночам, расти по часам, как пшеничное тесто на опаре киснет». Напарив, всех окатывают водой и - домой, кого провожают, а младших несут. Вымыться в бане старались засветло, так как с керосином было сложно, а в темноте не намоешься.

 

ВО ДВОРЕЦКОЙ СТЕПИ

В колхозе имени Калинина было создано картофелеводческое Шурыгинское (по имени знаменитой звеньевой из Унэгэтэя) звено. Полоть эту картошку помогали все дети, начиная с малышей. Так как она быстро зарастала рыжиком, пололи все лето по несколько раз.

Возле кладбища было поле, на котором росла пшеница. Ее пололи ученики с учительницей. Росли в ней осот, васильки синие и розовые и самая вредная трава – повилика, она своим тонким стебельком обвивалась вокруг пшеничного стебля. Приходилось развивать ее очень осторожно, чтобы не повредить пшенице. Подрастали травы, дедушки готовили литовки. 12 июля, в праздник Петрова дня, женщинам разрешалось не выходить на колхозную работу. Во всех семьях на обеденных столах приготовлена вкусная еда, а у кого есть месячные поросята, то один из них румянится в печке на вольном жару, к обеду приглашаются ближние соседи.

Назавтра матери встают и доят коров раньше обычного. Начинается сенокос - очень важная и ответственная пора в жизни колхозников. Рано из бригады выезжает много подвод с женщинами, чтобы успеть по росе начать косить траву в бескрайней тогда дворецкой степи. А дети сдадут коров пастуху, угонят телят в телятник и до вечера заняты, пилят дрова (летом обычно сосновые), поливают огород, вяжут сети из ниток, которые мать успела принести из Мурзино.

После покоса взрослые будут метать сено, а сгребать его надо только после того, как сойдет роса. Теперь на сенокос вместе с женщинами и дедами едут и мальчишки. Женщины сгребают сено, а мальчишки, обгоняя друг друга, подвозят его к зароду. Здесь пять - шесть женщин берут сено вилами и забрасывают наверх. А по зароду ходит и формирует его один из дедов, Суворов Прокопий Яковлевич, три дочери которого тоже работают в колхозе, а два сына - на фронте. Один из них, Иннокентий, погиб, а Николай после фронта закончил физико-математический факультет Бурят-Монгольского педагогического института и многие годы работал директором школы в Каменске.

Зароды Прокопий Яковлевич сметывает большие, по 200-250 центнеров, и очень красивые. Снизу - уже и короче, а чем выше, тем шире и длиннее, а верх закругляет, и стоят они, как двухэтажные дома, по всей дворецкой степи. Любо посмотреть.

Ребятишки дома уже пригонят телят (бабушка-соседка без часов подскажет, когда это надо сделать), загонят коров, пригнанных пастухом, а матерей все нет. И уже затемно слышно далекое пение. Это матери возвращаются с покоса. Я никогда больше не слышала, чтобы так пели, как вечерами в покосную пору. Пение приближается, становится громче, дети различают голоса своих матерей и успокоенные - мама едет - идут спать. А следующим утром мать опять уходит из дома, оставив каждому крынку молока или простокваши. И так все время, пока не пойдет дождь. Косить не поедут, а дома работы невпроворот: стирка, прополка, а то и в Мурзино надо сбегать сдать связанную детьми сеть, за которую дадут немного сахара, крупы, макарон, и принести новые нитки...

К концу января в колхозе проводится отчетное собрание, после него развозится по домам хлеб, которого совсем мало, так как в здешних местах урожаи невысокие, а зерно еще надо оставить на семена и отвезти на государственную сдачу. Поэтому, как и в старину, собирают обоз из восьми-десяти лошадей, на сани ставят по два лагуна с рыбой и по несколько поленьев дров, а сверху воз сена, и на первой и последней подводах едут деды, а на средних – женщины. Вот так и отправляются в семейские хлебные края, на дорогу уходит в среднем 15 дней. Наша мама была в таком походе дважды: 11 и 18 дней, привозила понемногу зерна, муки, булок, калачей, так как обменивали рыбу тоже у солдаток, которым очень хотелось омуля, а расплачиваться-то тоже особо нечем.

Таких поездок за зиму было несколько. Дома дети и скот остается под присмотром бабушек. С нами жила Шешурихина Дарья Семеновна, истинная богомолка, она подолгу стояла на коленях, кланялась, касаясь лбом пола, и шептала молитвы. А когда мы хотели услышать ее и просили говорить погромче, она движением руки и фразой «Отойдите, шулюканы, я с Богом разговариваю», останавливала нас. С тех пор я всю жизнь считала, что с Богом надо разговаривать так, чтобы слышал только он один. Бабушка Дарья строго соблюдала посты, поэтому без мамы мы ели капусту, редьку, картофель и «знаменитую» дворецкую сорожку, хотя дома были и мясо, и молоко.

Зимой девушек и бездетных женщин отправляли на лесозаготовки в Итанцу, где они жили до весны.

Проходит зима, все в ожидании Пасхи, на которой опять по вечерам гуляют, а детвора, оставив катание, качается на качелях: с давних пор на горе стоят качели вокруг бревна на несколько человек. Кроме качелей устраиваются соревнования по скаканию на доске, положенной на полено. После Пасхи очередное ожидание весны, и все начинается сначала. Так было не только во время войны, но и раньше, до колхозов, и позже, после войны, с той лишь разницей, что и очень давно и после войны работали не только старики, женщины и дети, но и взрослые, сильные, здоровые мужчины.

В 1954 году села Дворец не стало. Дома развезли в разные места, больше всего в нынешний Степной Дворец, там теперь не две улицы, а больше. Но современный Степной Дворец уже не мой, хотя мой двоюродный брат написал о нем:

Степной Дворец, мечта моя
Вернуться в дом, где я родился
Степной Дворец, любовь моя,
Зачем ты снова мне приснился?

…А мне и снится, и днем видится тот Дворец, от которого теперь не осталось даже колышка, и часто хочется громко крикнуть: «Где же вы теперь, мои односельчане?» Хотя знаю, что не только тех, кто старше, но и многих моих ровесников давно уже нет. Я помню каждую семью, жившую во Дворце, но всего, что я могу написать, не поместить на страницах газеты.

«Дворец - самая большая и самая печальная «кабанская матера» - думаю, что так бы сказал В.Г. Распутин, потому что все другие снесенные села были меньше и по площади, и по числу жителей. Дворецкие дома вывезли не только в Степной Дворец, есть они и в Истомино (дом, в котором я родилась), в Истоке, в Кабанске, в Каменске, всего было более ста домов...

Источник: 
Байк. огни №№11-12, 17 февр. 2006 г., Байк. огни №№15-16, 3 марта 2006 г., Байк. огни №№ 19-20, 17 марта 2006 г.

Who's new

  • sadmin
  • wizard2012